Дружинное государство
Возвращаясь к теме формирования древнерусской государственности, обратим внимание читателя на то, что социальная структура Киевской Руси времен Олега и Игоря представлена в договорах 911 и 944 гг. таким образом: киевский князь, светлые и великие князья или «всякое княжье» (и те и другие — вожди племенных княжений),* великие бояре и люди все русские. Дружинники в текстах договоров Руси с греками не названы. Однако великие бояре и, вероятно, племенные князья были членами дружины киевского князя, ее привилегированной верхушкой. Они же составляли первоначальный аппарат управления.
Возникновение дружины у славян как социального слоя и военного института историки относят к различным временам: от VI до первой половины X в.Мнения исследователей разделились и в отношении стадии развития общества, на которой складываются дружины. Т. Василевский напрасно, на мой взгляд, видел возможность формирования дружины в родоплеменном обществе. Ему возразил Х. Ловмяньский, допускавший очень гипотетическую возможность создания дружины в родо-племенной среде, да и то не постоянной, а лишь для одноразового набега на соседей. В дофеодальный период для содержания дружины у вождей просто не хватало средств. В последнее время этой проблемой занимался А.А. Горский. Он считает, что институт дружины был присущ обществам времен генезиса феодализма, а дружинная знать складывается во времена возникновения раннефеодальных обществ. Работам А.А. Горского, как мне кажется, вообще присуща модернизация восточнославянского общества IX—X вв. Он видит в нем даже домениальное землевладение киевских князей. В действительности оно возникло одним-двумя столетиями позднее.
На мой взгляд, дружина представляла собой продукт не столько решительного изменения социальных отношений, сколько зарождения и развития государственности. В руках князя она была средством принуждения и управления, взимания дани, защиты собственных интересов и населения страны от врагов. А.А. Горский приводит археологические материалы, свидетельствующие, что наиболее мощные контингенты дружинников были сосредоточены в ядре Древнерусского государства в Среднем Подненровье. А это как раз и свидетельствует о созидательной деятельности дружины в эпоху становления восточнославянской государственности.
Соотношение дружины с аппаратом управления подробно рассмотрено в книге А.А. Горского. Мне же хочется остановиться на взаимоотношениях князя и дружины, освещающих некоторые особенности социального и политического строя Древнерусского государства IX—X вв. Следует учитывать то обстоятельство, что свидетельства об этом заимствованы летописцем главным образом из фольклорных источников, поэтому им присущи хронологическая неопределенность и, главное, идеализация княжеско-дружинных связей.
Интересно отметить, что известия об отношениях между князем и дружиной в «Повести временных лет» берут начало лишь с правления Игоря (после 912 г.). Да и само слово «дружина» появляется в источнике поздно, только в описании похода Игоря на греков в 941 г.6 Возможно, это произошло не случайно и может свидетельствовать о резко возросшей роли дружины в обществе и превращении ее верхушки в аппарат государственного управления и в совет при князе. В ходе второго похода на Царьград в 944 г. Игорь «созва дружину и нача думати» по поводу предложения византийского императора заключить мир. Дружинники предложили князю взять предложенные греками золотые паволоки и «не воевать их». И «послуша их Игорь». Как заметил В.И. Сергеевич, «дружине нельзя приказывать, ее нужно убеждать».8 Так было, вероятно, до установления раннефеодальной монархии на Руси при Владимире Святославиче.
В летописи Игорь выглядит зависимым от своей дружины князем. По-видимому, в его времена государственная власть еще не была достаточно сильной, а сам он, кажется, не имел независимого характера и необходимого авторитета среди воинов подобно своему предшественнику Олегу. Игорь слушается дружину не только в важном деле подписания мира с Византией. Она побуждает князя пойти в последний, гибельный для него поход за древлянской данью. Но уже его преемница Ольга выступает в летописи независимой в своих государственных поступках от дружинников.
Властители Руси второй половины X в. Святослав и Владимир изображены в «Повести» как настоящие дружинные князья. Таким выступает Святослав в летописном рассказе 964 г. о начале его самостоятельной деятельности. Дружина во всем слушается князя, но и он считается с ее мнением, ценит его. На уговоры Ольги креститься Святослав отвечает: «Како аз хочю ин закон прияти един? А дружина моя сему смеятися начнуть».9 Охотно и подробно рассказывает Нестор о внимании Владимира Святославича к своей дружине: эпизод с заменой дружинникам деревянных ложек серебряными. Своеобразным апофеозом дружинности звучает слова летописца: «Бе бо Володимер любя дружину и с ними думая о строи земленем и о ратех, и о уставе земленем». Понятно, что советниками Владимира были не несколько сотен дружинников, а лишь верхушка, из которой сложились и аппарат управления, взимания дани и судопроизводства, и княжеский совет.
Есть основания утверждать, что в эпоху Владимира завершается существование дружинной формы государственности. В повествованиях летописи о его сыне Ярославе дружина играет уже исключительно военную роль. Но и Ярославу до времени приходилось считаться с нею. Рассказывая о его вокняжении в Киеве, Нестор не забывает вспомнить и об обеспечивших ему победу дружинниках: «Ярослав же седе Кыеве, утер пота с дружиною своею». И в описании событий первой половины XI в. летописи вслед за фольклорной традицией и отдавая дань общественному мнению, в котором столь много значила традиция, продолжают воспевать любовь к дружине как высшую княжескую добродетель. Брата Ярослава, тмутороканского, а затем черниговского князя Мстислава, источники изображают последним дружинным властителем. В посмертном панегирике Мстиславу сказано, что он «любяше дружину по велику». Тогда как в обширной посмертной похвале Ярославу превозносится мудрость князя, но ни словом не упомянута его дружина.
Во времена Ярослава дружина и дружинность как фактор политической жизни, аппарат управления и судопроизводства утеряла свои позиции, что отмечено А. Е. Пресняковым на материале памятников древнерусского права. Он заметил, что в древнейшей части Русской Правды сохранились черты дружинного права, но они отошли на второй план, потому что новгородцы добились от князя защиты против самоуправства дружинников. «Если так, — подытожил свои наблюдения ученый, — то княжеская власть впервые при Ярославе сперва на новгородской почве получает характер правительственной власти и князь из "начальника дружины" становится "земской властью"», т. е. властью для всего народа, а не выразителем интересов дружины, как было раньше.
Вместе с тем дружина занимала заметное место в древнерусском обществе и после княжения Владимира Святославича. Но это не означает, что государство сохраняло дружинную форму в XI—XII вв. Сама дружина все более расслаивается, из нее выделяется боярство — источники различают старших и младших дружинников. Она перестает быть единым правящим слоем, в него входит лишь ее верхушка. А рождение в течение XI—XII вв. индивидуального феодального землевладения выдвинуло на первый план другую социальную верхушку: земельную аристократию из числа все тех же старших дружинников, боярства и части старой племенной знати, сумевшей превратиться в бояр.
Постепенно перерастая в феодальную знать, дружинная верхушка продолжала играть определенную роль и в политической жизни Древнерусского государства. Из нее выходили управленцы и советники князя. Накануне похода на половцев 1103 г. «седе Святополк (Изяславич. — Н.К.) с своею дружиною, а Володимер (Мономах. — Н.К.) с своею в единое шатре» и обдумывали будущую войну с кочевниками. А Мономах в «Поучении» начинает описание повседневных занятий князя со слов: «И седше думати с дружиною».
В течение XII в. многие старшие дружинники заменяются в аппарате государственного управления младшими, а также людьми, уже не связанными с дружиной. В источниках появляется термин «дворяне», т. е. люди княжеского двора. Они пребывали в жесткой служебной и личной зависимости от князя. Дружинные реальности и традиции постепенно отошли в прошлое. Отмеченная исследователями на материале Северо-Восточной Руси, эта закономерность может быть применена ко всем русским землям XII в.
Превращение надплеменного государства в раннефеодальное началось с середины X в., в княжение Ольги. Оно проходило в обществе, пронизанном родо-племенными отношениями, которое не стало еще феодальным — хотя бы потому, что не знало индивидуальной земельной собственности и иерархических феодальных отношений в среде господствующего класса.
Н.Ф.Котляр. Древнерусская государственость
